ТЕОРИЯ БОЛЕЗНИ В СВЕТЕ РАБОТ ДАВЫДОВСКОГО, АНОХИНА И ПРОЧИХ АВТОРОВ РУССКОЙ ФИЗИОЛОГИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ.
Викулов А.О, врач-гомеопат

1. Почему это важно именно сейчас.

Вопрос о том, что такое болезнь с биологической точки зрения – вопрос не академически-отвлеченный для современной медицины. Решение этого вопроса дает возможность врачебному сообществу, наконец, определиться со стратегическими задачами того, что мы делаем. Привычное парадное словоблудие на тему необходимости лечить и вылечивать неизменно остается на уровне благих пожеланий. С другой стороны – самый примитивный анализ используемых современной медициной статистических показателей приводит к выводу, что уровень здоровья человечества, как популяции, не отслеживается совершенно. Исследуется динамика технических показателей, обеспечивающих грамотное капиталовложение в ту или иную отрасль околомедицинской промышленности с получением максимально возможной прибыли. Прибыль – это хорошо. Но медицина финансируется обществом, все же, для достижения других целей. А вот с реализацией этих задач у нас не просто грустно, а грустнее некуда.

Дело дошло до того, что в высшей медицинской школе ныне студентов нацеливают на то, что основными задачами СОВРЕМЕННОЙ медицины являются:
1. Профилактирование заболеваемости – насколько возможно
2. Спасение жизни человека в экстренных ситуациях
3. Обеспечение максимально возможного качества жизни хронически больным пациентам.

И все. Других задач нынешняя медицина перед собой не ставит. Первые две задачи – это часть извечной, еще Гиппократовской триады «предупреди, спаси, излечи».
Вот с оконечным пунктом этой триады – у научной медицины печально. По сути дела, конвенциональная медицина, официально призналась в своей несостоятельности, подменив этот пункт триады беззубым «улучшением качества жизни», заметно подслащенным продлением жизни человека. Замечу – продлением жизни очень больного человека! Вы можете взять любое руководство по терапии любого хронического заболевания, и везде печальным рефреном мы находим тот же самый принцип: «Если болезнь нельзя вылечить, нужно научить человека с ней жить максимально долго и максимально комфортно»… И растут, как грибы, школы больного сахарным диабетом, гипертонической болезнью, бронхиальной астмой, ревматоидным артритом и пр.… Мало того, посмотрите, как много даже самых великих спортсменов почитают для себя крайне удобным официально болеть той же бронхиальной астмой? А как же, ведь это законодательно разрешенный способ использовать допинги… И это всех устраивает. Обратите внимание - вокруг каждой, официально неизлечимой нозологии, немедленно развиваются целые отрасли промышленности, специализирующиеся на обеспечении наиболее комфортного доживания для таких больных. Ситуация абсурдна: признание беспомощности медицины в отдельно взятом случае немедленно приводит к развитию новой отрасли бизнеса, к получению нового источника прибылей и сверхприбылей.

Итак, прошло сто с лишним лет, как медицина числит себя научной - с современной точки зрения. Пора бы подвести итоги. Совершенно очевидно, что, не смотря на все усилия официальной медицины, уровень здоровья человечества в целом снижается, и достаточно быстрыми темпами. Доверчивой общественности называются любые причины происходящему, кроме, по видимому, основной – ятрогенной.

Отчего ятрогения является основной причиной, становится понятно, если вспомнить азы патофизиологии. Но об этом поговорим чуть позже.

Но в самом ли деле все так плохо, как принято считать всевозможными критиками медицины?

Открываем «Доклад о ситуации в области неинфекционных заболеваний в мире, 2010 г. Исполнительное резюме», ВОЗ. Принимаем к сведению, что из 57 миллионов случаев смерти, имевших место во всем мире в 2008 году, 36 миллионов – почти две трети – были вызваны неинфекционными заболеваниями, в число которых входят, в основном, сердечно-сосудистые и онкологические заболевания, диабет и хронические болезни легких.
Это официальный документ ВОЗ за 2010. год. Обратите внимание – в документе ВОЗ перечислены 4 основные причины смертности: сердечно-сосудистые заболевания, онкология, ХНЗЛ, сахарный диабет…
А вот еще данные: О. СОКОЛИК. "RBC daily", 19.04.2005 года в статье «…О смертности от побочных эффектов лекарств в США», ссылаясь на данные Центра по контролю и предотвращению заболеваний США (CDC) приводит несколько иные цифры: «Число смертельных случаев от побочных эффектов медицинских препаратов достигло в стране (США, 2004) 125 тысяч в год, причем эта причина смерти вышла на четвертое место после заболеваний сердца, онкологической патологии и инсультов».

Списки сходные, данные весьма тревожны… Но, по данным надзорного органа США, на четвертом месте среди причин смертности в этой стране за 2004 год уверенно вышли побочные эффекты самой научной терапии. Сиречь – ятрогения. Заметьте – это только явная ятрогения… А чуть позже мы с вами убедимся в том, что ятрогения явная – это только верхушка айсберга.
Но быть может все дело в том, что беспомощные врачи и медицинские службы просто не способны на практике реализовать действенные и современнейшие рекомендации, которыми так любит осчастливливать нас ВОЗ? И стоит пунктуально исполнить эти рекомендации – и вот оно наступит, это безбрежное счастье?
Смотрим. Проф. Г. Апанасенко в статье «Эпидемиология неинфекционных заболеваний: УКРАИНСКИЙ ПРОРЫВ?» (ссылка) отмечает: «Для ответа о причинах неудач в профилактике потребуется определить, кто виноват в них - плохие исполнители или неадекватная методология? Рассмотрим результаты тех исполнителей, которые считаются хорошими (И.А.Гундаров, 2012). В государственном масштабе примером является Белоруссия, где применяют рекомендованные ВОЗ технологии ТАСИС, СИНДИ и имеется четкая система их реализации. Результат: смертность такая же высокая, как и по Украине и России. Среди регионов РФ образцом является Вологодская область, использующая аналогичные подходы. Оказалось, что за годы их внедрения смертность в области значительно выросла по сравнению с общероссийскими показателями. Эталоном научной профилактики ИБС считается многофакторная программа, выполненная в одном из районов Москвы. Результат - в группе профилактики прирост смертности не отличался от группы сравнения, а число потерянных пациентами лет жизни оказалось даже больше. Значит, дело не в ошибках исполнения, а в неадекватности методологии».
 А ведь это не доморощенные изыски провинциальных лекарей. Это методичное и пунктуальное исполнение программ, разработанных экспертами ВОЗ…

Но и это еще не все. Нынешние гуру от медицины, ни слишком смущаясь, называют основную особенность создавшегося положения дел: это «хроникализация» современного общества, превращение его в «общество ремиссии», по образному выражению известного американского социолога и антрополога Артура Франка.
Как замечает Дибрич: «В «обществе ремиссии … границы между болезнью и здоровьем фактически разрушены, так что обычная дихотомическая формулировка здоровья как нормы и болезни, как отклонения от нормы поставлена под вопрос»» [Diedrich L. Treatments: language, Politics and Culture of Illness. Minnesota: University of Minnesota Press, 2007. с. 8].
В конце концов, В.Л. Лехциер констатирует, что «успехи борьбы с инфекциями, успехи хирургии, фармацевтики в XX веке (особенно во второй ее половине) создали ситуацию, когда пациенты часто и не выздоравливают полностью, и не умирают от своих болезней, но, скорее, находятся в или вне состояния ремиссии. Тело пребывает, терзаемое болезнью или ее угрозой. Человек никогда не бывает полностью здоров или определенно болен, находясь где-то между этими состояниями» [Лехциер В.Л. «Больное место»: эпистемологические импликации современных медицинских практик // Вестник Самарской гуманитарной академии. 2008. № 3.,с. 3].
И, вот, пожалуйста, Рей отмечает, что «общая «хроникализация» современного общества выражается и в том, что в медицинской этике всерьез обсуждается вопрос о кардинальной смене ориентиров лечения: не стремление по сути к недостижимому результату возвращения организма к состоянию до болезни в качестве цели, но рассмотрение именно хронического больного как типичный медицинский случай» [Rey R. The History of Pain. Harvard University Press. Cambridge, Massauchusetts, London, 1995, с. 21].»
А отсюда А.С.Готлиб констатирует: «Эта кардинально изменившаяся ситуация отзывается в больном проблемой жизни с болезнью, влияния болезни на жизнь в целом, к которой современная медицина, «построенная» на натуралистической объективистской модели, абсолютно глуха.» [«Нарративная медицина глазами российских врачей: попытка эмпирического анализа”, А.С.Готлиб (www.ablest.ru)]

Так в чем же причина такой очевидной беспомощности современной медицины (оставим в стороне экономическую составляющую)?

2. Мнение Давыдовского

Основополагающим постулатом, базисом, на котором зиждется все здание современной медицины, служит убеждение в том, что болезнь – это враг, это чужеродный для организма процесс, это комплекс патогенных реакций на воздействие некоей причины-патогена, с которыми непременно нужно бороться и только победа над этим врагом может принести желаемые плоды.
Уже более ста лет медицина, числящаяся научной, развивается в рамках именно этой парадигмы. Хотя история данного убеждения уходит корнями еще в допотопные времена, в этом своем кредо научная медицина вполне сродни примитивному шаманизму: и для шамана, и для самого именитого профессора конвенциональной медицины болезнь пациента – это враг, это нечто чужеродное, подлежащее искоренению. И.В. Давыдовский напоминает: «что и у Галена болезнь была нечто внешнее враждебное, и в учебнике Гордиенко «болезнь представляет собой борьбу организма с вредоносным началом».

Лет 15 назад мне в руки попалась книга нашего соотечественника И. В. Давыдовского «Проблема причинности в медицине», изданная еще в 1962 году...
И я поразился тому, насколько логичны и ГОМЕОПАТИЧНЫ основные положения этой великой работы… Я отдаю себе отчет в том, что далее не каждый из вас может похвастаться знакомством с этим произведением. Поэтому позволю себе кратко изложить главные для меня идеи, изложенные в его книге.

Первое, что удивляет сразу же, это утверждение, доказываемое Давыдовским: нет, и не может быть единственной причины заболевания. Пожалуй, за исключением физических повреждающих факторов – если на голову упал утюг… То нужно ли искать другую причину? Хотя, как гомеопаты, мы знаем, что если утюг падает на одну и ту же голову в десятый раз подряд – причина, вероятнее всего, уже не в утюге. Но это так, к слову. И это положение Давыдовский не высказывает, он его ДОКАЗЫВАЕТ, и более чем убедительно.
Следующий революционный момент: в природе нет такого понятия, как «патология». Вообще - нет морфологического субстрата для такого понятия. Давыдовский и его ученики частенько развлекались, раскладывая «патологическое явление» на вполне физиологические составляющие. Любой «патологический» симптомокомплекс достаточно просто, как конструктор «Лего», рассыпается на вполне
физиологические составляющие. Естественно, если этим упражнением занимается достаточно грамотный специалист. Отсюда внешне парадоксальный вывод: болезни, как объекта воздействия, как объекта борьбы, уничтожения – в реальности не существует.
Мало того! Давыдовский пишет: «Самый факт противопоставления физиологии и патологии, здоровья и болезни логически приводил к представлению о силах враждебных, о постоянной борьбе с внешней средой. Этот галеновский принцип (война всех против всех) продиктовал и определение болезни как «борьбы организма с вредоносным началом».
И теперь – ВНИМАНИЕ! – важнейшая мысль, следование которой возвращает медицину от привычного стояния на ушах – на ноги: «Сведение этиологии как учения о причинно-следственных отношениях к отдельно взятому фактору является религиозной идеей зла, злого духа или нечистой силы. … Магическое действие этой силы основано не на знании причинной связи вещей, а лишь на вере, на субъективных переживаниях и желаниях.»
Это важнейший момент! Давыдовский вскрыл для нас уникальную ситуацию – бережное и некритичное сохранение в современной науке устойчивого пережитка темных доисторических времен: понятия БОЛЕЗНИ. Исходная враждебность болезни всему живому - это главный догмат научной медицины, то, на чем по сию пору мы спотыкаемся… Увы, и мы, гомеопаты – вслед за коллегами аллопатами. Поскольку основное наше образование – медицинское, аллопатическое в своей сути, и основные догматы аллопатии мы впитали в себя на уровне аксиом.
Тут любопытный момент! По обе стороны Атлантики, и, приблизительно, в одно и то же, время два мыслителя от медицины приходят к одной мысли независимо друг от друга. Для Давыдовского - аксиома обязательной причинности болезней является атавистической формой то ли анимизма, то ли тотемизма… Так и для Мендельсона в США современная медицина – это особая форма религии, скорее даже секта.

Далее. Давыдовский цитирует И.П.Павлова: «Мир патологических явлений это лишь бесконечный ряд особенных, т.е. не имеющих места в нормальном течении жизни колебаний физиологических явлений". Больше того, по И.П.Павлову, только во время болезни можно познать всю полноту и весь диапазон физиологических реакций.

Из выше сказанного Ипполит Васильевич делает вывод: «Противопоставление физиологического патологическому не выдерживает критики и в том случае, когда мы обращаемся к конкретным главам общей патологии. Фактически нет ни одного патологического процесса, который не имел бы своего прототипа в физиологии. Дегенерация, некроз, атрофия, кровотечение, тромбоз, эмболия, воспаление, регенерация и даже опухоли - все это наблюдается в физиологической жизни так же, как боль, аффект, лихорадка и другие компенсаторно-приспособительные процессы».

Он очень осторожно и аргументировано приводит нас к мысли, что болезнь – это не враг. Болезнь – не повод для борьбы с нею, уничтожения ее. Давыдовский подсказывает, что болезнь – есть ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ процесс приспособительного характера. Что болезнь (любая!) – это один из возможных вариантов адаптации…
И нам нужно вжиться в размышления Давыдовского, который доказательно показывает нам, что болезни – суть приспособительные реакции, дающие живому возможность адаптироваться, приспособиться к изменениям в окружающем мире или в окружающем социуме.
Для нас очень важно осознать эту мысль – БОЛЕЗНЕЙ, как объекта противодействия, НЕТ! Есть варианты адаптации конкретного организма к каким-то изменениям условий существования.

Это очень необычная идея, которая, казалось бы, противоречит всему, что мы видим в обыденной жизни. Нозологии, реально существующие болезни – есть! А воевать не с кем? Бороться, уничтожать – не кого?
Давайте запасемся терпением и подождем, а что нам Ипполит Васильевич предлагает взамен?

Идем дальше. Очень важна демонстрируемая Давыдовским идея о том, что нозологии – это, по сути вариант видового, наследственно детерминированного приспособления. Нозология – всего лишь присущий данному виду вариант комплекса адаптивных реакций. Вариантов таких комплексов достаточно много – и мы видим значимое, но конечное число нозологий, присущих каждому биологическому виду… И у разных биологических видов – нозологии разные.
Индивидуальные различия проявляются на уровне патогенеза – т.е. на уровне реализации организмом конкретного наследственно детерминированного адаптивного комплекса. Чем и объясняется тот факт, что каждый пациент болеет по своему… Или, как отмечает Давыдовский: «одна и та же причина может вызвать разные действия и одно и то же действие может быть следствием разных причин.» Одинаковые комплексы причин при воздействии на разные организмы вызывают различные варианты ответа. И, с другой стороны, фактически идентичные клинические симптомокомплексы могут быть вызваны к жизни совершенно различными вариантами воздействия.

Это то, на чем основана гомеопатия, кстати… И то, что так упорно отказываются признавать в своей практике коллеги-аллопаты.

Очень важно постоянно иметь ввиду еще вот что: мы, врачи, давно забыли, что медицина – это маленькая, нахальная и крикливая частица огромной и мудрой биологии. И все законы биологии (хотим мы этого или нет) в равной степени касаются и объекта медицины – нас с Вами, человечества, человеческой популяции. И осознавая это, Давы-довский подчеркивает - на популяционном уровне судьба отдельной особи малозначима: «Приспособительные процессы в организме не являются, однако, абсолютно целесообразными, а в медицинском аспекте они и не всегда безболезненны. Это очень важная сторона вопроса. … человек не может утверждать, что адаптация будет всегда безболезненной. Полнота приспособления к меняющимся факторам внешней среды есть полнота здоровья. Однако в идеале она недостижима; какая-то, иногда значительная, часть здоровья покупалась человечеством и сейчас покупается ценой болезней.»
Т.е. для популяции важно не то, что бы была сохранена жизнь каждого члена популяции. Для популяции важно, что бы в результате видовой изменчивости был выработан наиболее щадящий вариант адаптации к воздействию на популяцию определенного комплекса факторов … И жизнь некоторого числа членов сообщества – вполне приемлемая цена за такое…

Странные мысли в наш век ужасающих побед гуманизма… Это пахнет фашистскими идейками об евгенике и прочих кровожадностях…

Но… Биология – внеэтична. Она просто - биология. Соответственно и законы ее – внеэтичны. И, что очень важно, этичным или неэтичным может быть только исполнение этих законов. Можно – кровью, топором и газовыми камерами…
А можно сесть и подумать. Есть процессы. Есть динамика этих процессов, которая не устраивает нас, людей… Разве обязательно бороться с этими процессами? А если поискать возможности этими процессами поуправлять?
Вот оно, поле работы для врачей: если конкретный индивидуум показывает неоптимальные варианты адаптации, это значит, что проблемы - не в причинах, которые вызвали эти процессы. Проблемы в этом самом индивидууме, в конкретных особенностях его организма и личности… Можно сказать, что наличие реализовавшейся нозологии или нозологий у человека – это суть МАРКЕР, сигнал нам о том, что у данного человека есть ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ проблемы, уникальный комплекс проблем, присущий только именно этому персонажу. И что врач обязан подобрать для каждого пациента сугубо индивидуальный вариант регуляторного воздействия… Речь идет именно об этом, а не призывах уничтожения неудачников.

3. Давыдовский и Уманский о причинности заболеваний

Следующий пункт… Просто дам слово самому Ипполиту Васильевичу:
«Видеть в природе микроба сущность инфекции — это и значит отгораживать медицину от биологии, от естествознания, пренебречь главными задачами, направленными на выяснение сущности явлений жизни, на овладение и управление жизненными процессами».
Как «показала и знаменитая коховская триада, в основу которой легло ошибочное представление, что микроб есть причина болезни, что эта причина и ее действие должны быть общими для разных видов животных, что причина (возбудитель) не может встречаться ни при каких других болезнях, ни у здоровых.»
Глупо отрицать патогенетическую роль микроорганизмов… Но возводить микроорганизмы в ранг причины заболеваний, в ранг этиологии – еще глупее. И Давыдовский аргументировано это показывает. Согласно его размышлениям, в науке, особенно в биологии, нет ничего более вредного, нежели упрощенные, всем понятные модели… Если нам все совершенно понятно в происходящем – это верный признак того, что мы где-то ошиблись. И, скорее всего, не один раз.
Давыдовский снова отмечает родственность таких всем понятных общемедицинских догм с религиозными догматами – в самом худшем значении этого понятия. «Если успехи медицинской практики выводить из знания «этиологии» инфекций, то почему мы не можем побороть дизентерию и почему нельзя заразить дизентерией ни человека (опыты американских авторов), ни обезьян. Ведь даже чудовищные дозы (сотни миллиардов микробных тел), во много раз превышающие то, что может нести муха на своих ножках, не действуют, т. е. не дают ожидаемого результата.
… Вот почему уже в середине прошлого века положение, что «инфекционные заболевания являются следствием проникновения микробов в макроорганизм» (И. Ерошкин), звучало как анахронизм, так как главная масса таких «проникновений» проходила клинически бесследно, а биологически они лишь расширяли здоровье человека, его иммунитет.»
Это, пожалуй, наиболее спорный, непривычный для нас момент. Поэтому стоит разобраться с этим поглубже. Возьмем проблему вирусов - зловредно ужасных и всемогуще необоримых…

В 1979 году профессор Уманский К.Г. опубликовал гениальнейшую статью "Презумпция невиновности вирусов" («Химия и жизнь», № 5,1979) Она есть в инете. (ссылка)
В этой статье он пишет о давно известных вещах: о том, что мы живем в мире вирусов, что мы сами во многом состоим из вирусов…
Он пишет: «Открыв сам факт существования вирусов, и в первую очередь, обнаружив их повреждающее действие, ведущее к заболеванию, человек объявил им священную войну. Но если иметь в виду несомненную убиквитарность (повсюду присутствующие – убивиктарные) вирусов, их повреждающее действие следует считать скорее исключением, чем правилом. В самом деле, мы сами и вся окружающая нас природа беспредельно насыщена вирусами, однако даже во время тяжелейших эпидемий, вызываемых, например, вирусами полиомиелита, заболевает не более одного-двух человек из 100 000 (ста тысяч). Среди заведомо получивших этот вирус детей заболевает лишь один из тысячи. Подобное же соотношение характерно и для заболеваний, вызванных вирусом клещевого энцефалита.»
Далее профессор пишет о том, что адаптация организма бывает экстремальной и длительной. О том, что механизмы экстремальной адаптации, обеспечивающиеся за счет активности нервной и эндокринной систем, не способны обеспечить долговременную адаптацию вследствие быстрого истощения. О том, что долговременная адаптация возможна только за счет стабильной перестройки функций, за счет функциональной трансформации органов, работа которых детерминирована генным аппаратом клеток. А, следовательно, за счет изменения этого самого генного аппарата.
А как это делать? В настоящий момент, наука предполагает наиболее вероятным вариантом такой адаптации на генном уровне только вирусную инвазию. Вирус, внедрившись в клетку, внедряет несомую им программу, изменяя и функциональность клетки, и ее метаболизм. Инвазируются практически все клетки, служащие мишенью для данного вируса. Часть клеток погибает с воспроизведением нового поколения вирусов. Но большинство клеток – перестраиваются сообразно программе, принесенной вирусом.
Т.е. Уманский постулирует простые и давно известные вещи, но отчего-то именно в таком ракурсе эти общеизвестности никто не рассматривает. Что такое вирус? Это пакет ДНК или РНК в белковом футляре. И ничего больше. И, следовательно, вирус , прежде всего, это хранилище некоей информации… Причем – не просто носители, как наши флешки или компакт-диски, а носители, имеющие функцию воспроизводства, по сути дела – неуничтожаемые.

Из «…этого огромного фонда (вирусов) можно отобрать любую недостающую ему (организму) в данный момент генетическую информацию. Интегрируя необходимый информационный блок, организм получает возможность функциональной перестройки, соответствующей изменившимся условиям окружающей среды».
Такое возможно? Глупости все это - вот первая реакция…

Однако… Не так давно стало известно, что, к примеру, без участия белковых продуктов человеческих ретровирусов невозможно образование ткани нормальной плаценты… Это называется мутуализм или симбиоз.

С другой стороны, как утверждает Френк Райн, по последним научным данным, наш геном в общей сложности почти наполовину состоит из ДНК вирусов.
Что вполне подтверждается словами уже нашего академика РАН Льва Киселева, председателя научного совета российской программы "Геном человека", который подтверждает, что в геноме человека полно молекулярных остатков вирусов - "они там встречаются буквально на каждом шагу. Эти останки для нас не опасны. У нас оказалось больше сотни, а может быть и несколько сотен генов, которые мы получили от бактерий. Таким образом, геном человека - это некое собрание истинно человеческих генов вместе с останками генов вирусов и генами, которые явно ведут свое происхождение от бактерий. То есть можно сказать, что наш геном - некая мозаика генов разного происхождения" (см. газету "Время новостей" 13. 02. 01).
И эти примеры можно множить до бесконечности… Но, вернемся к работе Уманского.
Он, на примере вирусов респираторных заболеваний, показывает их необходимость для нашего вида, как основных факторов обеспечения процесса долговременной адаптации к сезонным колебаниям климатических условий. Особенно хорошо это видно у нас, на юге, где помимо традиционных для России весенней и осенней вспышек или эпидемий ОРВИ (гриппа), ежегодно наблюдаются 2 летние вспышки простудных заболеваний - в моменты перехода от тепла к жаре и от жары к теплу.

Добавим традиционные осенне-весенние эпидемии и что видим? Вспышка или эпидемия всегда сопровождает начало заметных перемен климатических условий:
1. От тепла к холоду.
2. От холода к теплу.
3. От тепла к жаре
4. От жары к теплу.

И ни в какое другое время вспышек ОРВИ (гриппа) нет.

Предшественники Уманского, сам Уманский и его последователи считают, что вирус ОРВИ в данном случае служит всего лишь эффекторным механизмом, обеспечивающим одномоментное переключение всех нуждающихся в этом клеток организма, условно говоря, с осеннего режима на зимний режим, с зимнего - на весенний, с весеннего на летний и с летнего - на осенний. Переключения, обеспечивающего долговременную, т.е. на генетическом уровне, адаптацию.

Другим фактом, подтверждающим эту модель, служит тот известный факт, что во время эпидемии вирусемия наблюдается у всех членов популяции. А вот заболевают - от 1-3% до 15-30%. Не больше.

И на что это похоже?

Предположим Вы - руководитель крупной фирмы, у вас в офисах стоит 1000 компьютеров, не объединенных внутренней сетью. Пришло время сменить программное обеспечение. Предположим - Вы законопослушный руководитель, и Вы покупаете 1000 копий лицензионного программного обеспечения на дискетах. И ваши инженеры пошли устанавливать софт. НА ВСЕ МАШИНЫ одновременно!

Если вы имеете опыт работы с компьютерами и программным обеспечением, Вы в курсе, чем заканчивается такое мероприятие: в среднем 2-3 машины из каждых 100 начинают глючить или вообще работать отказываются... ОНИ ЗАБОЛЕЛИ!!!

И в чем причина этой болезни? Все было так хорошо, пока совершенно здоровые компьютеры не были инфицированы этими ужасными дискетами…И значит дело – именно в этих дискетах!!! И нужно немедленно вооружаться молотком или мухобойкой и идти по офисам прихлопывать оные дискеты... Ладушки. Сломали все лицензионные дискеты от производителя... ввели в каждый компьютер запрет на считывание информации от привычного ведущего производителя (читай – вакцинировали ЭВМ) - победили болезнь!!! УРА!!!

Но работать-то нужно... И софт менять - нужно... И Вы ищете другого производителя... Уже слегка левого... И все повторяется - только количество "заболевших" машин у нас увеличивается... И мы снова боремся с противными дискетами и пытаемся предотвратить заболевание несчастных компьютеров...
И снова вводим в каждый комп информацию о запрете считывания информации уже и от этого производителя (аналог вакцины!)...

Но - работать - нужно. И софт менять - нужно...
И все повторяется и повторяется - только с каждым витком число «заболевших» машин будет больше и больше... просто потому что качество получаемого программного обеспечения каждый следующий раз будет все левее и левее, все менее приспособленным именно для ваших машин…

Очень похоже, что инженеры заметно умнее врачей… И прекрасно понимают, что "болезнь" каждой машины - это всего лишь следствие индивидуальных особенностей именно этой машины. Они ищут, находят и корректируют эту особенность, подстраивают именно эту, «заболевшую» машину к особенностям новой программы. И машина - "выздоравливает".
Увы… Врачам подобное в голову не приходит - медицина до сих пор занимается попытками уничтожения носителей жизненно необходимой для наших организмов информации и блокирования получения этой информации от максимально адаптированных в эволюции носителей.
Вирус оспы мы уже «победили»… В чем была его биологическая роль для нашего вида, какие эволюционные преимущества этот вирус давал нашему виду - кто теперь знает? Но после этой «победы», как из ящика пандоры, всего за сто лет на человечество обрушилось огромное количество все более и более опасных НОВЫХ заболеваний… Кажется, теперь мы можем понять, почему?

Вы видите в модели «дискета – компьютер» - прямая аналогия того, что происходит с человеческой популяцией и взаимоотношений нашей популяции с вирусом ОРВИ (гриппа). Да, во время эпидемии часть людей болеют. Но - это не повод для того, что бы бороться с вирусом, уничтожать его.
Увы, усилиями медицины, из симбиотических взаимоотношений «человек-вирус» исключаются наиболее эволюционно адаптированные нашему виду вирусы, содружество с которыми, собственно и обеспечивало нашему виду возможность выживания… Но, в тоже время, существование человека, как биологического типа, без регулярных и продуктивных контактов с вирусами не возможен… И вот уже нас пугают вирусами гриппа свинячьего, птичьего, тушканчикового и прочими жутиками…
А ведь, по сути, с клинической точки зрения, болезненная реакция на контакт с вирусом всего лишь показывает, маркирует для сообщества (прежде всего врачебной его части) тех членов нашей популяции, что реально имеют какие-то особенности своего здоровья. И в силу этого - не способны адекватно реализовать несомую вирусами программу адаптации.
И, кажется, совершенно очевидно, что нужно бы делать: выявлять группу этих особенных и грамотно с ними работать. Именно с ними. А не бегать с мухобойкой за дискетами-вирусами.
Нельзя считать этих особенных людей больными – они вполне могут быть совершенно здоровы, но вот некие особенности реализовавшегося именно у них варианта фенотипа не дают им возможности адекватно реализовать программу адаптации, предлагаемую вирусом.

Теперь в нескольких словах суммируем то, что нам дали Давыдовский и Уманский:
- понятие «болезнь» - суть пережиток, забавный атавизм древних верований, механически, совершенно некритично внедренный в современную науку.
- болезнь – это не повод для борьбы, уничтожения чего-то. Болезнь в каждом отдельном случае – это всегда сугубо индивидуальный вариант реализации наследственно детерминированной видовой адаптации.
- инфекты - не есть причина заболеваний. Роль их в патогенезе на настоящий момент не определена. И, что наиболее грустно – никем и не определяется. А тут есть масса вариантов – от исполнения роли маркеров определенных состояний организма, до одного из исполнительных механизмов процесса адаптации. Здесь и сейчас для нас важно осознать то, что попытки бороться с инфектами – антибиологичны и ненаучны.

Но вот, мы получили некоторую теоретическую базу для дальнейшей работы, и теперь имеем право определиться с самым важным – с целью настоящей медицины, той, которая только и может считаться научной.

Эта цель - увеличение уровня здоровья, жизнеспособности популяции homo sapiens. И всё. Вся триада Гиппократа – всего лишь обеспечение этой единственной цели.

Однако, для достижения этой цели, мы должны найти адекватную стратегию для усилий врачебного сообщества. А разрабатывать такую стратегию мы не сможем до тех пор, пока не определимся с тем, что является точкой приложения наших усилий. На что мы должны воздействовать? На болезнь? На пациента? И как воздействовать?
Для этого мы и должны понять, что же из себя представляет, болезнь, как биологическое явление, именно понимание биологической сущности болезни – вот отправная точка организации медицины, как науки.

Общепринятое ВОЗовское определение такой реперной, исходной точкой быть не может, для этого оно слишком неопределенно, расплывчато.

Будем разбираться.

4. Что мы знаем о болезнях вообще, исходя из данных Давыдовского и Уманского?

Понятно, что нас не интересуют оценки уровня «хорошо-плохо». Для начала нужно проанализировать общие, родовые признаки вообще всех болезней, как явления. А этих признаков, если брать основные, не так много.

1. Каждое заболевание (нозологическая форма) – это строго определенный, устоявшийся, воспроизводимый и узнаваемый процесс.
Наличие вот такого и этакого симптомокомплекса позволяет нам надежно и уверенно диагностировать, к примеру, ревматоидный полиартрит. А наличие вот такого симптомо-комплекса – гипертоническую болезнь. И это справедливо для всех представителей рассматриваемого вида.

2. Заболевания (нозологические формы) видоспецифичны, характерны для каждого биологического вида, и чума собак вовсе не соответствует чуме человека, туберкулез слонов – не идентичен туберкулезу человека.
И в этом одна из причин фактической невозможности воспроизведения заболеваний человека у модельного животного. Когда академик Аничков кормил своих несчастных кроликов холестерином – ни его самого, ни его учеников, ни мало не заботил тот факт, что у кролика, в отличие от человека, изначально отсутствуют ферментативные пищеварительные каскады, которые могли бы адекватно утилизировать поступающий в пищеварительную систему холестерин. Это очень показательный момент: именно к подобным несообразностям приводит пренебрежительное отношение к законам философии. Как предупреждал С.И. Вавилов «Пренебрежительное отношение к философии - результат глубокого заблуждения и отсутствия критического отношения прежде всего к своей собственной работе». Отсутствие философского и общебиологического понимания сути болезни, как процесса – всегда приводит к подобным несуразностям.

3. Видоспецифичность болезней совершенно очевидно свидетельствует о том, что болезнь, как биологический процесс, сопряжена с наследственностью.
Действительно, пневмония нынче протекает ровно так же, как она протекала и во времена Гиппократа. Т.е. сама форма того, как мы болеем – прописана в нашей наследственности.

4. Тот факт, что патогенез нозологий прописан в наследственности, очевидно свидетельствует о том, что болезнь, как процесс – это сугубо упорядоченное, регламентированное явление, и рассматривать болезнь, как нечто хаотичное, неупорядоченное, как следствие некоей ошибки управляющих систем организма (а ошибка – это всегда случайность) – это значить совершенно не понимать сути происходящего.
Именно факт этой упорядоченности эксплуатируется современной медициной при построения все более и более сложных систем классификаций заболеваний и (ВНИМАНИЕ!) стадий конкретных заболеваний. Сам факт наличия четко определяемых и закономерно сменяемых стадий болезненного процесса – лучшее свидетельство того, что болезнь – процесс упорядоченный и регулируемый организмом.

5. Болезни очевидно подразделяются на два основных класса – острые заболевания и заболевания хронические.

6. Острые заболевания, вне ятрогенного вмешательства, разрешаются, как правило, либо полным исцелением болящего, либо его смертью. И только иногда трансформируются в хронические заболевания.

7. Хронические болезни заканчиваются самопроизвольным излечением только в казуистических случаях.

8. В отличие от острых заболеваний, хронические болезни не наблюдаются у пациента в одиночестве, а всегда только в виде комплекса из, как минимум, двух хронических заболеваний, одно из которых основное, а прочие – сопутствующие. Но, тем не менее, обязательно присутствующие. Т.е. хроническое заболевание – это всегда ансамбль из, минимум, двух нозологий.

9. Количество заболеваний, как нозологических форм, для конкретного вида конечно. Появление новых нозологических форм – это возможное свидетельство продолжающегося эволюционного процесса.

Вот это всё – основные родовые признаки болезней вообще, как биологического явления, во всяком случае, те из них, что я смог вспомнить. Но даже этого достаточно для того, что бы двигаться в наших рассуждениях дальше.

Теперь давайте представим себе, что основное положение современной нам научной медицины, рассматривающей заболевание, как «ошибку», результат случайного воздействия неких повреждающих факторов, для защиты от которых каждый раз развивается, по логике, не менее случайная, часто ошибочная реакция организма – что эта лемма истинна.
А ведь интересно получается… Случайное воздействие, вызывающее каждый раз не менее случайный сбой в функционировании систем организма. Ошибка защитных систем или их недостаточность… Все это должно подразумевать и случайность клинических, внешних проявлений последующего процесса. Однако наш «случайный» комплекс реакций явно оказывается прописанным в наследственности, передается из поколения в поколение… Т.е. мы приходим к отрицанию одного из основополагающих постулатов эволюционизма: в наследственной памяти закрепляются только те признаки, что обеспечивают для вида эволюционное преимущество в конкретных условиях. И если исходить из положения о том, что болезнь – это ошибка, сбой, который наследуется и передается потомству из поколения в поколение, то перед нами во весь рост встает невыполнимая задача: нам нужно придумать, как ошибка, для борьбы с последствиями которой собственно и создана вся современная медицина, может обеспечивать хоть какое-то эволюционное преимущество виду? А иначе для чего эта «ошибка» закреплена в наследственной памяти?

Не логично получается. Следовательно, положение о том, что болезнь – результат ошибки, случайности – критики не выдерживает. Понятие ошибки, согласно своей семантике, всегда сугубо индивидуально и это явление не может быть наследственно детерминировано в видовой памяти.

Второе положение, на котором зиждется современная нам научная медицина – это положение о наличие неких защитных структур, защитных сил, используя которые, организм БОРЕТСЯ и ПОБЕЖДАЕТ (или – не побеждает) болезнь.

Вроде все логично: если есть враг (болезнь), то должна быть и защита от этого врага. Мы привычно и привычно бездумно относим к этим структурам иммунную систему вместе с гуморальным и клеточным иммунитетом, кожу, слизистые оболочки и пр.

Однако, если рассмотреть вопрос внимательно, то совершенно очевидно, что в организме нет ни каких специализированных защитных структур. Давыдовский обращает наше внимание на то, что предположение о наличие неких сугубо защитных реакций, которые не задействованы в здоровом организме и вступают в работу лишь при воздействии на него «патогенного» раздражителя, значит предполагать и наличие особых резервных структур, функциями которых являются эти реакции. Но где такие структуры?

При ближайшем рассмотрении любой орган, система или процесс, которым приписывают исключительно защитную функцию – оказываются более чем полифункциональными.

Взять тот же иммунитет. С одной стороны само значение этого термина происходит от лат. immunitas — освобождение, избавление от чего-либо, т.е. сама семантика термина подразумевает защитную, освобождающую роль иммунной системы. С другой стороны, на настоящий момент совершенно очевидно, что главной функцией иммунной системы является поддержание гомеостаза на клеточном и молекулярном уровне. Решение задач именно этого плана составляют 95 и более процентов от общего перечня того, чем занимается иммунная система. И выполнение тех задач, которые условно можно определить «защитными» - всего лишь одни из многих, и далеко не самые важные по своей значимости для существования организма. «Вот как формулирует исходные предпосылки необходимости формирования системы иммунитета акад. Р.В. Петров: "Тело большинства млекопитающих состоит из 10^12–10^13 генетически идентичных друг другу клеток. Естественно, что каждая из них подвержена мутационному риску. Частота мутаций в природе такова, что при клеточном делении примерно одна из миллиона клеток мутирует, становится отличной от исходной. Следовательно, в организме человека в каждый данный момент должно быть около 10 млн. генетически изменившихся клеток". Отсюда следует, что "...Многоклеточные могли возникнуть и эволюционировать при одном обязательном условии — наличии специальной системы распознавания и элиминации (удаления. — Е.М.) соматических мутаций". Из этого естественным образом вытекает, что "иммунологический надзор за внутренним (генетическим — Е.М.) постоянством клеточных популяций организма — это и есть основная функция иммунитета. Распознавание и уничтожение проникших извне генетически чужеродных клеток, включая микроорганизмы, является следствием данной основной функции"» (Цит по д-р Евгений Магарилл (США) "Болезни медицинского прогресса", Российский медицинский журнал, 2005, 5–6, и 2006, 1)
Т.е. защитная функция от внешних вторжений у иммунитета есть… Как одна из самых второстепенных. И методологически неправильно определять иммунитет – как инструмент защиты организма от внешних угроз… Само это словосочетание «повысить иммунитет» с подразумеванием «усилить защиту организма» - как минимум неграмотно.
Всё перечисленное очень подробно рассмотрено И.В. Давыдовским в уже упомянутой работе.
Кроме того, Ипполит Васильевич вполне доказательно продемонстрировал для любого интересующегося: предположение о том, что в организме одновременно могут сосуществовать две разнонаправленно действующие силы: одна собственно болезнь, другая — то, что с ней борется (но находится в бездействии в здоровом состоянии) – это методологическая и биологическая нелепость.

Таким образом, мы разобрались, ЧЕМ болезнь не является: это не есть случайный сбой защитных сил организма.

Теперь посмотрим, какое именно положение будет не противоречиво в отношение тех признаков, что были перечислены выше.
Итак, что это должен быть за процесс, который, как минимум – стандартизирован для всех особей данного вида, явно сцеплен с наследственностью, т.е. самим своим существованием дает нашему виду некие эволюционные преимущества?

Уже почти полвека назад тот же И.В. Давыдовский выдвинул идею о том, что любое заболевание это наследственно детерминированный видоспецифичный адаптивный механизм, позволяющий конкретной особи достаточно долго и относительно комфортно существовать в условиях, мало пригодных для нормального существования. На многочисленных примерах Ипполит Васильевич вполне доказательно показывает правомочность этого тезиса.

По ходу наших рассуждалок, мы снова и снова будем возвращаться к этому положению, потому что именно здесь – та база, на которой должна стоять медицина.

Итак – что же такое болезнь и в чем её смысл?

Как показал Давыдовский, болезнь, на популяционном уровне – это устойчивый, видоспецифический, прописанный в видовой памяти комплекс адаптивных реакций, позволяющий с одной стороны ВИДУ максимально эффективно разрешить возникшую (и, видимо, достаточно регулярно возникающую) перед ВИДОМ проблему.
Стоит помнить о том, что в штатном режиме адаптивные реакции протекают совершенно безболезнененно, аклинически, реже – субклинически. Это оптимальный для вида вариант реализации программы адаптации.
Мы можем обнаружить болезнь, как прямой приспособительный ответ на возникшую проблему, свойственный именно этому биологическому виду. Например – симптомокомплексы, развивающиеся вслед прямым повреждающим действием - пищевым отравлением, травмой.
И другая сторона медали – болезнь, как резервный вариант приспособительной реакции, обеспечивающей выживание максимального числа особей популяции, по разным причинам не способных реализовать рутинный, оптимальный для большинства членов популяции вариант адаптоза. К примеру, известная реакция, которую мы привыкли называть «простудой» и связывать с «поражением» организма вирусами гриппа или ОРВИ. После работ Давыдовского, Уманского и их последователей, совершенно очевидно, что роль вирусов в этом случае – это одновременное переключение наследственных механизмов заинтересованных клеток с уровня существования в условиях (к примеру) «жары» на режим работы в обстановке «прохлады» в условиях климатического перелома от жаркого лета к прохладной предосенни. А мы, в южных районах, неизменно наблюдаем первую, летнюю еще, эпидемию простудных заболеваний...

Т.е. исполнение стандартной для всей популяции адаптивной реакции (перестройка организма с режима существования в жаркое время к режиму существования в относительной прохладе) - для большинства особей популяции произойдет в штатном режиме, аклинически или субклинически. Это первый, наиболее оптимальный для вида вариант адаптации.
Однако из биологии очевидно, и Давыдовский это убедительно демонстрирует, что оптимальная для ВИДА, наследственно детерминированная адаптивная реакция - совершенно не обязательно оптимальна для конкретного индивида. Просто в силу неизбежной внутривидовой изменчивости. В этом случае, исполнение диктуемой наследственной памятью адаптивной реакции, для рассматриваемой особи, может закончиться фатально в силу неких особенностей реализованного в данном конкретном случае фенотипа. Что опять же, по большому счету, не в интересах популяции.

Поскольку условия существования популяции изменились, что и инициировало потребность в адаптации, именно перед этими не совсем стандартными особями жестко стоит выбор: либо погибнуть, либо реализовать менее щадящий вариант адаптации, опять же жестко зашитый в нашей наследственной памяти – вариант адаптации через острое заболевание. Это второй, резервный вариант адаптации, куда менее щадящий, но позволяющий, таки, приспособиться к изменившимся условиям.

5. Острые болезни. Их биологический смысл

Вот теперь стоит разграничить два весьма различных, при всей их схожести, биологических явления:
1. Острые заболевания
2. Хронические заболевания.

Характерологические особенности острых заболеваний.

1. Мы знаем, что это процессы (что следует из их названия) – развивающиеся быстро, часто – стремительно.
2. Мы знаем, что эти процессы (условимся, таки, называть их заболеваниями, что бы совсем не уходить от традиции) заканчиваются самопроизвольным излечением пациента, либо его смертью. Замечу, что с точки зрения биологии – в обоих случаях суммарная жизнеспособность популяции увеличивается!
3. Мы обращаем внимание на то, что острые заболевания имеют весьма стандартную, устойчивую клиническую картину с достаточно незначительными вариациями.

Вернемся к тому примеру, что привел профессор Уманский. И рассмотрим ситуацию пошагово.

Вводная: мы переживаем сезонное изменение климатических условий. И организмы всех особей популяции должны перестроиться для обеспечения долговременной адаптации к новым (но регулярно воспроизводимым) условиям. Мы же помним, что приход зимы – неожиданность только для коммунальных служб, но не для наших организмов. Как известно, оптимально возможный вариант такого переключения – это переключение на наследственном уровне. И единственным вариантом такого одномоментного, по сути, переключения на клеточном уровне является инвазия вполне определенного вида вирусов, несущих вполне определенную программу.
Впрочем, д-р Е. Магарил в своих работах предлагает другой механизм адаптационного действия вирусов: вирусы целенаправленно вызывают апоптоз тех клеток, что не способны переключиться, включить программу сезонной адаптации. Мне представляется, что оба механизма возможны во взаимососуществовании. Возможны ведь и другие варианты. Однако, не так важно, который из механизмов доминирует в конкретном случае. Нам важно разобраться с сутью происходящего.
Итак, для подавляющего большинства членов популяции такое сезонное переключение происходит совершенно безболезненно (наличие вирусемии у всех членов популяции в период эпидемии – факт давно известный). И только незначительное число (от 3 до 5, в период эпидемии до 25-30%) членов популяции заболевают простудным заболеванием, как правило, по сходному сценарию.
Пока оставим в стороне сам факт возникновения эпидемий и их биологическую роль.
Нас интересует, отчего заболевают заболевшие? Наиболее примитивным и привычно бездумным вариантом ответа является утверждение: они заболевают, потому что были инфицированы вирусом. Но… Мы помним, что в этот момент вирусемия наличествует у всех членов популяции. А заболевают – единицы. Т.е. ситуация необъяснима, если рассматривать ее с точки зрения монокаузальной теории. И в результате следуют невнятные утверждения, мол заболевают те, у кого есть слабость иммунитета, кто не способен справиться с угрожающей инфекцией и пр., и пр…
Если это так, то совершенно не понятно, чем именно 100 с лишним лет занимались иммунологи, эпидемиологи, инфекционисты, если по сию пору не обнаружены достоверные критерии, опираясь на которые можно было бы заранее вычленить группу пациентуры, обладающую таким дефектным иммунитетом и которая заболеет с высокой степенью вероятности… Т.е. вычленить именно ту группу, что нуждается в действенных профилактических мерах.
Тактика, используемая конвенциальной медициной, в этом случае совершенно не поддается пониманию здравомыслящим человеком: отталкиваясь от предположения о том, что часть популяции имеет дефектный иммунитет (Какой дефект? На каком уровне? Каковы критерии определения этой дефектности? – ответов на эти вопросы как не было, так и не существует…да их никто и не ставил.) – с легкой руки Пастера принята практика воздействия на ВСЮ популяцию в целом – тактика тотальной вакцинации… С точки зрения нормальной медицинской и биологической логики, это совершенно абсурдно. Но зато - максимально затратно для общества. И очень похоже, что в этом вопросе экономические интересы изначально преобладали над интересами здравого биологического и медицинского смысла. Но это всего лишь небольшая иллюстрация коммерциализации современной медицины.
 
Однако вернемся к нашим вводным. Если исходить из теории Давыдовского–Уманского факт заболевания части членов популяции – это и есть вычленение, маркирование той части популяции, члены которой по разным, индивидуальным причинам не способны реализовать предложенную программу адаптации к изменившимся условиям.

6. Теория функциональных систем Анохина

Однако из выводов, к которым приводят нас исследования Давыдовского и Уманского, наиболее значимыми для нас здесь и сейчас являются вот эти два:

1. Любая болезнь - это хорошо организованный, управляемый организмом процесс. Это не случайный набор случайных попыток нормализовать ситуацию.
2. Инфекты нельзя считать причиной (этиологическим фактором) развития болезней.

Для начала займемся первым пунктом: болезнь это хорошо организованный, управляемый организмом процесс.
И вот теперь нам нужно вспомнить о работах другого замечательного русского физиолога – П.К. Анохина и его теорию функциональных систем.

Вынужден, хоть кратко, напомнить вам эту теорию, потому как с печалью неоднократно убеждался в том, что даже основные положения этого замечательного учения широкой массе врачей абсолютно неизвестны. Или не интересны.

Итак, с точки зрения Анохина и его школы, для решения любой задачи, для организации любого процесса организм каждый раз создает вполне определенную функциональную систему. Еще раз повторю: задача может быть ЛЮБОЙ – суть происходящего от этого не меняется.
По созвучию сразу всплывают в памяти перечисление – пищеварительная, нервная, кровеносная и пр. и пр. системы… Как примеры систем функциональных.
Увы, функциональная система Анохина – это совершенно другое.
Петр Кузьмич на основание своих исследований определяет ее как динамическую совокупность различных органов и систем организма, формирующуюся для достижения полезного (приспособительного) результата каждый раз, когда возникает потребность в таком результате.
Иными словами, за каждой реакцией организма – движение ли это ногой или рукой, моргание глаз, снижение или повышение АД, перистальтическая волна кишечника или чихание, очередная систола (не суть важно) - за каждой реакцией стоит обеспечивающая ее исполнение каждый раз заново организующаяся функциональная система.

Выделяются два типа функциональных систем.

1. Функциональные системы первого типа обеспечивают постоянство определенных констант внутренней среды организма за счет системы саморегуляции, звенья которой не выходят за пределы самого организма. Примером могут служить функциональные системы поддержания постоянства кровяного давления, температуры тела, работа иммунитета и т.п
2. Функциональные системы второго типа используют внешнее звено саморегуляции. Они обеспечивают приспособительный эффект благодаря выходу за пределы организма через связь с внешним миром, через изменения поведения. Именно функциональные системы второго типа лежат в основе различных поведенческих актов, различных типов поведения.

Для нас принципиальным является то, что какие бы задачи не выполнялись функциональной системой, все эти системы имеют всегда одну и ту же архитектонику, состоят из ряда обязательных физиологических блоков.
(Архитектоника - сочетание частей в одном стройном целом, композиция).

Центральная архитектоника функциональных систем, определяющих те или иные действия организма любой степени сложности, всегда складывается из следующих последовательно сменяющих друг друга стадий: афферентный синтез → принятие решения → акцептор результатов действия → эфферентный синтез → формирование действия → оценка достигнутого результата за счет обратной афферентации.

Вот рисунок из работы П.К. Анохина «ПРИНЦИПИАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ФУНКЦИОНАЛЬНЫХ СИСТЕМ», 1973 год

Итак, любое действие начинается со стадии афферентного синтеза. Некая информация, поступившая в управляющий центр по любому афферентному (чувствительному) каналу (или нескольким сразу) побуждает организм к формированию ответной реакции.
Афферентный синтез содержит 4 обязательных компонента:
- мотивационное возбуждение,
- обстановочную афферентацию,
- пусковую афферентацию,
- память (индивидуальная и видовая).
             
Мотивационное возбуждение формируется, как правило, в ЦНС как следствие появления какой-либо потребности (голод, жажда, желание спать, почесаться и пр.) Это первичный фильтр, посредством которого происходит начальный отбор возможных действий, соответствующих этой доминирующей на настоящий момент мотивации. Например: голодная собака стрелой побежит к двери вольеры только при звуке шагов разносчика пищи… А сытая – в лучшем случае повернет голову. Удовлетворение мотивации гасит эту доминанту. Т.е. раздражитель один и тот же, собака – та же самая. Но нет внутреннего посыла, мотивации к проявлению действия.

Влияние внешних стимулов обеспечиваются пусковой и обстановочной афферентациями.
           
Тигр – это страшно. Если Вы вдруг обнаруживаете тигра в непосредственной близости от себя - это повод к немедленным действиям. Тигр – рядом! Нужно спасаться, действовать! Это вариант пусковой афферентации.
Однако одного образа тигра недостаточно для запуска немедленной реакции – нужны подкрепляющие обстановочные сигналы: образ тигра максимально реален – но на большом постере, на стене в комнате вашего сына… Быть может вы даже вздрогнете, впервые увидев его. Но это не помешает Вам продолжить начатую уборку…
И снова образ тигра. И пусть вам хуже его видно, вы не можете воспринять массу мелких деталей, отчетливо видимых на постере, т.е. образ тигра явно менее полон, чем в предыдущем примере… Но все происходит в тропическом лесу, в Индии, и этот резкий запах… И наложение одной серии факторов – скажем так – событийного антуража (это обстановочная афферентация) и пусть маловразумительного образа тигра (пусковая аф-ферентация) - повод для нас, что бы немедленно начать совершать достаточно резкие телодвижения. И как можно быстрее! И как можно подальше…
Или другой пример в опытах сотрудника Анохина И.И. Лаптева. В его экспериментах звонок утром подкреплялся едой, и тот же самый звонок вечером сопровождался ударом электрического тока. В результате, у подопытных животных, вырабатывалось два разных условных рефлекса: утром – слюноотделительная реакция, вечером - оборонительный рефлекс. Животные научились дифференцировать два комплекса раздражителей, различающихся только временной составляющей. Т.е мы видим в этом примере, что пусковая афферентация - совершенно одинакова (один и тот же звонок), но различна обстановочная афферентация (время, когда этот звонок звучит и следующие за звонком раздражители). И в результате мы наблюдаем разные ответы одного и того же животного на один и тот же пусковой раздражитель.

Кроме того, афферентный синтез обязательно включает также использование аппарата памяти. Очевидно, что функциональная роль пусковых и обстановочных раздражений, в известной мере, уже обусловлена прошлым опытом. Это и видовая память, и индивидуальная, приобретенная в результате обучения. На стадии афферентного синтеза, из памяти извлекаются и используются именно те фрагменты прошлого опыта, которые полезны, оптимальны для будущей реакции.
Итак, взаимосодействие памяти, мотивационного, обстановочного и пускового возбуждения в результате анализа выдает желаемую цель. Это фаза определения цели.
Цель определена, и формируется аппарат принятия решения.

Аппарат принятия решения. Это следующая фаза, которая и определяет тип и направленность поведения. В этом аппарате чуть ли не главным (на начальном этапе) являются видовая и индивидуальные памяти, где первым делом происходит поиск схожей ситуации и поиск оптимальных путей разрешения этой ситуации. Предлагаемые варианты решений оцениваются, и выбирается наиболее приемлемый здесь и сейчас вариант урегулирования возникшей потребности: нужно добиться того-то и того-то... И все это должно соответствовать вот таким-то критериям.
Например – есть потребность почесать спину. Память подсказывает, что вариантов удовлетворения этой потребности как минимум пять:
- потерпеть
- почесать правой рукой
- почесать левой рукой
- почесаться спиной об угол чего-либо
- попросить кого-либо почесать вам спину.
           
Оценка конкретной ситуации и опять же память подсказывают вам вариант оптимального решения этой сложной жизненной коллизии. Одно дело, если все происходит в кабинете вашего начальника, другое дело – если вы нежитесь в постели рядом с любимым супругом, и совершенно третье – если вы в этот момент пропалываете очередную грядку моркови. Варианты решения диктуются обстановочной афферентацией и памятью. Итак, вы, пропалывая грядку, на автомате, не задумываясь, решили, что почесать левую лопатку легче и лучше правой рукой через голову. И это все? Взяли и почесали? А вот и нет!

Заметим, вы всего лишь поставили и конкретизировали задачу. А вот как ее решить практически?

Акцептор результатов действия

За все практические действия по достижению цели отвечает специально формирующийся аппарат акцептора результатов действия.
 Это модуль, который с одной стороны, жестко фиксирует поставленную задачу, как матрицу, которой должен соответствовать получаемый результат. Что важно: цель - именно она и служит маяком. Только необходимость удовлетворение этой потребности – есть процесс удержания цели, как основного регулятора поведения.

Здесь же происходит синтез стратегии получения желаемого результата.
Фаза афферентного синтеза на выходе определяет нам возникшую потребность, например: «Хочу почесаться». Память подсказывает: «Почешись так или этак». Но только работа всего механизма принятия решений может предложить нам разные варианты того, где и как можно унять надоедливый зуд.
И вот теперь начинается поиск практических шагов для достижения этой цели, т.е. запускается эфферентный синтез, создание программы этих действий.. Иными словами, как пишет Анохин: «На этой стадии осуществляется интеграция соматических и вегетативных возбуждений в целостный поведенческий акт. Эта стадия характеризуется тем, что действие уже сформировано, но внешне оно еще не реализуется».

Именно в этот момент конкретизируется, какие органы и системы и в какой именно части и последовательности будут задействованы в серии предстоящих действий. Т.е. по сути дела действие уже сформировано, но еще виртуально.
Нужно заметить еще вот что: результатом действия эфферентного синтеза может быть как простой каскад действий (нерв такой-то, мышца такая-то, нерв вот этакий), так и формирование каскада вторичных, более мелких функциональных систем, обеспечивающих достижение промежуточных целей.
           
И вот только теперь, следует фаза практического выполнения выработанной программы действия.
Это фаза эфферентного возбуждения. Возбуждение достигает исполнительных механизмов, действие осуществляется. И очень важно – осуществляется под непрерывным контролем системы акцептора результатов действия посредством обратной афферентации. И если результат действия на каком-то этапе не соответствует принятому шаблону – вносятся необходимые коррективы.
Т.е. вовсе не факт, что первоначально предложенная программа действия обязательно приведет к нужной цели… Выполняя полученную команду, ваша правая рука потянулась к зудящей области… Но в руке зажата тяпка… Вот незадача-то…. И начавшаяся реализовываться привычная программа действий блокируется, начинается поиск новой, той, что может привести нас к желаемой на настоящий момент цели: или бросить тяпку. Или почесать другой рукой.
Чрезвычайно существенно то, что Анохин экспериментально продемонстрировал: работа акцептора результатов действия обязательно сопровождается эмоциональными проявлениями. Положительными эмоциями, когда программа выполняется полно и верно. И отрицательными, когда по каким-то причинам программа не исполняется.
И это очень важный момент! Именно эмоции (положительные или отрицательные) служат главным показателем, репером оценки достигнутого результата. Удовлетворяет этот результат возникшей потребности или не удовлетворяет?
Что еще важнее - именно эмоции запускают и весь механизм формирования любой функциональной системы, и обеспечивают контроль исполнения конечного результата, для достижения которого и была сформирована данная функциональная система.

Анохин выделил две группы эмоциональных явлений.

Первая группа – это ведущие эмоции. Их возникновение связано с появлением, усилением или изменением потребностей. Т.е. возникновение любой потребности (хочу пить, хочу почесаться, нужна очередная систола и что угодно другое) всегда сопровождается появлением той или иной эмоции или комплекса эмоций. Эти эмоции всегда теснейшим образом увязаны с типом и особенностями породившей их потребности.
Таким образом, появление этих ведущих эмоций инициирует запуск афферентного синтеза. И, в конечном счете – формирование функциональной системы, позволяющей удовлетворить потребность, которая и вызвала появление этих эмоций.

Теперь вспомним вывод, к которому нас привел Давыдовский: любая болезнь это упорядоченный, сложно организованный, стадийный процесс.

По данным Анохина, в организме не существует процессов, течение которых не обеспечивалась бы функциональными системами того или иного уровня сложности.
Следовательно, любая болезнь – это так же результат работы вполне определенных каскадов функциональных систем… И важно для нас все это вот чем.

Если любая болезнь – суть процесс реализации вполне определенного каскада функциональных систем, то, что же является причиной, этиологическим фактором для инициации этого каскада?

И единственно возможным ответом тут является только один - причина любого заболевания кроется в эмоциях. Эмоции являются пусковым фактором при формировании любой функциональной системы. Поскольку любая болезнь есть только внешнее проявление работы ряда функциональных систем, этиологическим, инициирующим фактором для болезней, как и для любой другой функциональной системы, могут служить только эмоции.

Что любопытно: само биологическое явление «болезнь» проявляется на эволюционной лестнице только с появлением у многоклеточного организма эмоций. Пока эмоций нет, а есть только чувствительность – нет и болезней. Во всяком случае, я не нашел в биологии опровержения этому наблюдению.

Вторая группа эмоциональных переживаний – ситуативные эмоции. Они возникают в результате работы акцептора результатов действия, как контролирующей инстанции. Когда работа эффекторных систем выдает на гора некий результат - именно акцептор результатов действия определяет соответствие этого результата запланированному. Этакий временный не только конструкторский отдел, где планируется практическое достижение задачи, но и авторский ОТК, осуществляющий весьма жесткий контроль качества полученного результата. И ответов только два варианта или:«Ах, какая прелесть!» - и положительные эмоции. Или:«Фи…» - и отрицательные эмоции.
Т.е. в первом случае данные обратной афферентации совпадают с данными матрицы, заданной акцептором результатов действия. Результат признан хорошим, возникают положительные эмоции … И, чаще всего, приходит команда на расформирование функциональной системы. Да, как это ни удивительно, но даже для произведения ритмических, постоянно воспроизводимых действий, таких, как сокращение нашего сердца – каждый раз формируется новая функциональная система. Для абсолютно каждого акта функционирования нашего организма – каждый раз формируется новая функциональная система. Не важно, что функциональная система, обеспечившая вот эту конкретную систолу, будет как две капли воды подобна функциональной системе, обеспечившей систолу предыдущую. Подобна – но не идентична! В каждой последующей систоле работают несколько иные группы мышечных волокон, несколько иные группы нервных проводящих путей… Что обеспечивает вариабельность в даже самых повторяющихся физиологических действиях. И оптимальную управляемость ими.

Но… Вот данные обратной афферентации признаны несоответствующими матрице: и возникает эмоция класса «Фи…»
И заново запускается механизм акцептора результатов действия, и предлагается уже другой вариант работы эффекторных механизмов. Конечный результат работы которых опять же оценивается акцептором результата действия по обратной связи, с формированием соответствующей оценивающей финальной эмоции.
Еще раз повторю. Главенствующее отношение к формированию цели, которую должна достичь формирующаяся функциональная система, имеют ведущие эмоции. С этого все начинается.
Это касается как отрицательных, так и положительных эмоциональных переживаний. Ведущие эмоции с отрицательным знаком сигнализируют нам о биологической значимости тех отклонений, которые совершаются в нашей внутренней среде или в окружающем нас пространстве. Эти эмоции определяют зону поиска целевых объектов, так как эмоциональные переживания, порожденные потребностью, направлены на те предметы, которые способны ее удовлетворить. Например, в ситуации длительного голодания переживание голода проецируется на пищу. В результате этого меняется наше отношение к еде. Проголодавшись после прогулки, мы эмоционально, с жадностью набрасываемся на еду, тогда как необходимость обедать в положенное время может выявить достаточное равнодушие к пище.
Отсюда понятно, что по принципу обратной связи, наличие интенсивных, постоянно действующих эмоций способно в свою очередь, с одной стороны, регуляторно влиять на работу контролирующего акцептора результатов. А, с другой стороны, прямо воздействовать и на характер выбранной цели.
Это очень важные факты, нужно как следует проникнуться этой идей - комплекс постоянно действующих, интенсивных эмоций вызывает запуск механизма гасящего разрушительное влияние такого эмоционального комплекса. Иными словами – вызывает адаптационный процесс, за счет которого разрушительное действие интенсивных эмоций нивелируется. Частным случаем проявления такого процесса являются те события, что мы привычно называем болезнями. И вот она – этиология заболеваний во всей ее красе.

Кроме того, для нас крайне важно запомнить еще одно открытие Анохина и его сотрудников: «…извлечение прошлого опыта из памяти происходит по той же нейрохимической трассе, по которой он был зафиксирован в момент приобретения опыта (П.К. Анохин, 1974).»

И еще, что нельзя забывать: любая функциональная система может быть сложной – состоять из ряда функциональных систем более низкого порядка. Этот факт проистекает из принятия цели, как системоорганизующего фактора что, по сути - основа теории Анохина, ее ядро. Конечная цель, как правило, может быть достигнута только в результате достижения ряда промежуточных целей.

Еще раз повторю для запоминания:
1. Любое действие в организме – это ВСЕГДА следствие работы вполне конкретной функциональной системы.
2. Любая функциональная система имеет одну и ту же архитектонику, состоит из одних и тех же, в функциональном плане, модулей.
3. Инициирующим фактором для возникновения потребности в организации функциональной системы служат эмоции.
4. Действие любой функциональной системы всегда сопровождается соответствующим эмоциональным фоном.
5.  Функциональные системы могут быть сложными, состоящими из функциональных систем более низкого порядка.
6. Ретроградное развитие событий всегда происходит по тому же сценарию, по какому эти события и развивались – это доказано в экспериментах Анохина.   

Теперь, когда мы в курсе, как именно происходит организация любого события в организме, можем вернуться к нашему разбору.

7. Острые заболевания, как стандартизированный вариант адаптоза

Мы остановились на том факте, что у части членов популяции, в ходе переживания очередной смены сезона, программа долговременной адаптации, несомой вирусами, пошла не в штатном режиме.

Что значит штатный режим? В нашем случае человек обращает внимание на то, что дни стали короче, что листики желтеют, вообще – осень пришла (ситуационная афферентация), заметно похолодало, слякоть, сырость, дожди (пусковая афферентация), хочется согреться, холодно и неуютно (мотивация) – все это в комплексе заставляет напрячься память – ЧТО ДЕЛАТЬ? Помимо целого комплекса мер, которые предлагаются видовой и индивидуальной памятью, в качестве одного из важных, а, может быть, и решающих эффекторных механизмов используется определенный вирус, несущий программу переключения нужных групп клеток на нужный, оптимально возможный режим. Это штатно. Это срабатывание видовой памяти.

Но в ряде случаев – штатный режим не реализуется. И тогда возникает дилемма: либо индивидууму погибнуть (в нашем случае от холода и прочих прелестей нашей осени), либо таки пройти программу долговременной адаптации, но по одному из резервных, менее щадящих вариантов. По понятным причинам, организм выбирает второе… И приступает к реализации резервного адаптационного процесса, запустив соответствующую функциональную систему. А со стороны мы наблюдаем то, что считается вирусным простудным заболеванием.

Т.е. острые заболевания вообще – это готовые, наследственно детерминированные для нашего вида варианты адаптации организма к достаточно стандартным, привычным вызовам.

Запомним эту важнейшую мысль: острые заболевания – это варианты СТАНДАРТНОГО, готового ответа организма на не менее стандартные, повторяющиеся вызовы. Т.е. что бы решить возникшую проблему с невозможностью реализовать штатный, аклинический вариант адаптоза, организм для начала пытается использовать стандартные решения, диктуемые видовой памятью.

Если попытка удачна - то через лихорадку, интоксикацию и прочие прелести простуды – организм приходит в состояние долговременной адаптации. Вспомним слова старых врачей, утверждавших, что после удачно пережитого острого заболевания человек становится здоровее, уровень его здоровья возрастает.

Однако увы, далеко не все члены популяции способны реализовать даже такой вариант долговременной адаптации… Самое неприятное, что подобное слишком часто происходит в результате воздействия ятрогенного фактора: неграмотные, несвоевременные действия врачей блокируют работу реализуемого адаптивного механизма второго уровня (острая болезнь). И в результате действий медиков, эти доверчивые члены популяции снова оказываются перед той же самой начальной дилеммой: либо адаптироваться к изменившимся условиям существования хоть как-то, либо погибнуть.
Понятное дело, организм не способен поверить в то, что кто-то в здравом уме может блокировать его усилия по реализации наиболее атравматичного изо всех возможных сценариев адаптивного процесса. Поэтому акцептор результата действия вновь и вновь запускает тот же самый вариант функциональной системы. И мы в клинике наблюдаем рецидивы острого заболевания…
Но нерассуждающее могущество современной медицины и упорство самых научных врачей, рано или поздно убеждают акцептор результата действия в неэффективности предложенного и вроде, как подсказывает наследственная память, оптимального для вида сценария событий…

И снова перед организмом дилемма: адаптироваться хоть как-то или умереть?
В этом случае, вынужденно включаются куда менее щадящие варианты адаптации. Своими насквозь научными действиями медики приводят организм в точку ситуационной бифуркации.
Либо развивается новое острое заболевание, куда менее щадящее, чем банальное ОРВИ – вирусная пневмония, к примеру… Но, при всей тяжести реализующегося варианта адаптоза, это все же еще достаточно щадящая альтернатива: сие все еще острый процесс, следовательно, у пациента есть возможность вернуться к исходному состоянию. Т.е. исходом все еще может быть выздоровление.
Либо развивается то, что мы называем хроническим заболеванием.

8. Хронические заболевания

 Таким образом, до тех пор, пока вызов и соответствующий ему комплекс эмоций, относятся к разряду стандартных, организм имеет возможность реагировать либо стандартно благополучным вариантом (аклинический адаптоз), либо стандартным же образом через острое заболевание с последующим исходом в выздоровление (или смерть).
Однако, если мы ятрогенно блокируем возможность реализации адаптоза через острое заболевание, либо организма по каким-то своим внутренним причинам не способен реализовать программу адаптоза даже по второму варианту, через острую болезнь, либо если организм встречается с нестандартной ситуацией, оптимальный ответ на которую не зафиксирован в наследственной или индивидуальной памяти, в этом случае возможный вариант ответа должен быть синтезирован самим организмом.
А каким образом?

Еще раз напомню – организм снова стоит перед дилеммой: или погибнуть (физически или психически – не суть важно), либо хоть как-то приспособиться к создавшейся ситуации. Можно попытаться пойти по пути научного тыка, случайным перебором возможных вариантов ответа. Однако шансы на выживание конкретной особи в этом случае даже не минимальны, а скорее – нулевые.
Поэтому, эволюционно был отработан еще один, уже крайний вариант адаптоза – через то, что мы исторически называем хроническими заболеваниями.
Из клиники известно наличие в видовой памяти организма целой обоймы устойчивых, неизменно воспроизводимых нозологических форм хронических заболеваний.
Клиника каждой хронической нозологии – всегда узнаваема и, как правило, достаточно стандартна. Т.е. сами по себе нозологии – опять же стандартны. И их патогенез (читай: цепочка - «задача – вариант ее решения») – жестко прописан в наследственности каждого члена популяции. До этого момента принципиальной разницы с острым заболеванием мы не видим.

Но этот крайний вариант адаптоза интересен для нас тем, что нестандартность вызова как правило определяется уникальностью этого вызова или комплекса вызовов, адаптировать которые организму необходимо. И уникальность такого комплекса вызовов обусловливает обязательную уникальность и нестандартность ответной реакции организма. А индивидуализация адаптивного ответа может достигаться только за счет нестандартности сочетаний различных стандартных модулей-ноозологий.

Т.е. варианты адаптивного ответа и в этом случае у организма есть – но с одной очень важной оговоркой: каждый раз это новый, уникальный синтезированный конкретным организмом ответ, набранный, как фигурка в конструкторе «Лего», из уже готовых стандартных деталей-нозологий.
Назовем этот вариант «модульной адаптацией», поскольку достижение нужной цели в этом случае достигается одновременным подключением различных достаточно стандартных процессов-нозологий.

Напрашивается аналогия: если перед нами стоит задача переслать некое сообщение адресату, прямой связи с которым у нас нет, что же нам делать? Условимся, что и Вы, и адресат – неграмотны, алфавитной азбукой не владеете…
Если сообщение не сложное и достаточно стандартно, то стоит ли ломать голову: обычный стандартный рисунок решит проблему. Это вариант острого заболевания.
А если сообщение достаточно нестандартно? Обычным рисунком не обойдешься.
Могут помочь пиктограммы, условные стандартные же значки, каждый из которых несет незначительную смысловую нагрузку, а вот различные их сочетания позволяют нам кодировать уже на порядки более сложные и емкие информационные пакеты.

Однако «Я помню чудное мгновение…» так не закодируешь…

Т.е. этот вариант индивидуализации изначально более чем приблизителен. Из этой приблизительности следует основная отличительная черта хронических процессов - за редчайшими исключениями, спонтанного, самопроизвольного излечения, возвращения к уровню здоровья не происходит. Хронические болезни спонтанно не излечиваются, пациент уже никогда не возвращается к уровню совершенного здоровья – без внешнего, целенаправленного воздействия. Да, особь, вынужденно выбравшая этот вариант адаптации, уже не будет здорова в обозримом будущем, мало того, сам этот вариант адаптации – далек от оптимума. И вследствие этого – наш пациент будет медленно сползать все глубже и глубже в болото болезни, т.е. процесс будет прогрессировать и состояние пациента с каждой такой прогрессией будет неизбежно ухудшаться… По сути дела, это то же самое умирание, но растянутое на годы, десятилетия. Но такой ценой покупается возможность для конкретной особи жить еще достаточно долго, что выгодно для популяции.

Давайте, для наглядности, еще раз разберем на картинках, что происходит в случае развития острых или хроническими заболеваний.

Рис. 2

Вот этот кружок - наш пациент в состоянии здоровья. Этот размер, этот цвет и эта форма – это все вариант реализованного именно в нашем случае фенотипа, т.е. это заданные фенотипом условные константы, позволяющие идентифицировать наш кружок среди всех прочих.

Рис.3

Так уж случилось, что на наш кружок подвергся воздействию комплекса неких факторов – не важно, каких.
Для того, что бы не повторять постоянно это словосочетание «комплекс неких факторов» - введем аббревиатуру: КНФ. На рисунке это фиолетовая клякса вполне определенной формы.

 Важно, что наличие этого комплекса угрожает целостности нашего кружка, изменению его свойств, развитию соответствующего эмоционального фона. А главная цель жизни рассматриваемого нами овалоида – сохранения статус кво.

Рис. 4
 
И вот тут мы наблюдаем два варианта развития событий:

- либо этот КНФ является стандартным и в памяти нашего объекта существует стандартный и оптимальный вариант ответа на такое воздействие и в этом случае развивается сценарий острого заболевания (я опускаю вариант, когда встреча с КФН для организма происходит сугубо безболезненно, в штатном режиме).

Рис.5 Рис.5-1

И, в конце концов, наш шарик либо погибает…
Либо возвращается к прежнему исходному состоянию, к здоровью.

Теперь, если суммировать все происшедшее, то мы видим цепочку событий:
- воздействие стандартного КНФ
- ответ стандартным острым заболеванием
- исход – выздоровление или смерть.

Но вот другой вариант развития событий - КНФ неизвестен, не числится в стандартном наборе образов… Это незнакомый организму вызов, и системе шарика нужно либо синтезировать достаточно подобный образ из имеющихся в его памяти модулей - это как собрать мозаику, изображение грубовато, но вполне узнаваемо. Либо – погибнуть.

Вот какая конструкция у нас должна получиться бы в идеале.

Увы. КНФ воздействующий на шарик – нестандартен. В обойме стандартных ответов наследственной памяти ничего подобного нет. Значит нужно синтезировать что-то, хоть относительно адекватное этому вызову.

Перебор возможных вариантов из наследственной и индивидуальной памяти дают нам два вот таких претендента на исполнение роли компенсирующего комплекса. Эти два треугольника в комплексе дают фигуру, весьма похожую на образ КНФ.

Конечно, составная фигура слева не идеально воспроизводит форму КНФ… Но другого варианта у организма нет. И реализуется то, что есть.

Да, выбранный вариант адаптации явно не оптимален, но за не имением другого… Мы же помним стоящую перед шариком дилемму: или умереть сейчас… Или еще пожить, пусть хоть как-то…

Обратите внимание на дефекты заполнения, серые, не закрашенные области – это образ НЕИДЕАЛЬНОСТИ реализованного варианта компенсации. Эти неидеальности есть, и, следовательно, система не будет равновесной, для ее поддержания нужно тратить много энергии, прилагать много усилий. А, значит, система будет существовать в относительно равновесном состоянии ровно столько, на сколько у шарика хватит сил, энергии… А, по мере исчерпания того или другого, опять всплывает та же самая дилемма: или приспособиться. Или погибнуть…

Т.е. суммируя все сказанное, мы получаем уже вот такую цепочку событий:

- воздействие нестандартного КНФ
- создание сложной системы, способной компенсировать это воздействие – для компенсации организм запускает минимум две (чаще – больше двух) достаточно стандартные хронические нозологии
- исходом будет либо достаточно длительная ремиссия, либо смерть, если дальнейшая адаптация уже невозможна.

На последнем рисунке мы видим, насколько груба адаптивная подстройка – ведь для синтеза сходного образа наш шарик вынужденно пользуется только стандартными модулями, а они такие, какие они есть.

Рано или поздно адаптивные возможности предложенной схемы исчерпываются, и для того, что бы продолжать жить, шарик синтезирует и реализует следующую, более громоздкую, и, соответственно, еще более неэффективную функциональную систему… НО всем этим достигается главное – ОН ЖИВЕТ!

И если реализуемый вариант хоть относительно удачен на настоящий момент, то мы наблюдаем сглаживание дефектов и картинка становится куда более приглядной. В клинике же мы видим продолжительную ремиссию.

Но еще раз подчеркиваю – это не оптимальный вариант компенсации, система постепенно разрушается, она может сохранять свою структурную и функциональную целостность только до определенного предела, пока хватает энергетических и структурных ресурсов… Далее следует либо новая перестройка с учетом уже новых действующих факторов, либо гибель. В любом случае – эта гибель происходит очень и очень отсрочено, что выгодно и для популяции, и для индивидуума.
 
Почему это именно так, нам поможет понять синергетика, работы Ильи Пригожина и Г. Николиса. Слегка освежим эту информацию?
Биологические системы – суть системы неравновесные. Подобные системы изучаются с использованием синергетических систем анализа. Но нас, в нашей конкретной проблеме, интересует прежде всего то, что синергетика постулирует обязательное наличие в неравновесных системах зон устойчивости, аттракторов. Пригожин и Николис определяют аттрактор, как режим (состояние), к которому тяготеет система, или, как пишет Хакен, "устойчивый фокус, к которому сходятся все траектории динамики системы".

Стоит отметить, что аттракторы – это зоны стабильности характерные именно для данного вида. Индивидуальные особенности, присущие каждой особи вида, обусловливают индивидуальность траектории, индивидуальную последовательность событий в истории этой особи. Но (и вот это детерминировано наследственно) конечными пунктами этих траекторий всегда являются зоны аттракторов, свойственные изучаемому виду. Это как раз то, что мы называем хроническими нозологиями. В чем биологический смысл существования таких аттракторов?

Появился некий комплекс воздействующих на особь факторов. Этот комплекс не стандартен, эволюционно оптимального с точки зрения вида варианта адаптивного ответа на такой вызов в видовой наследственной памяти нет. В тоже время, ранняя смерть достаточно большого числа членов популяции, (а она неизбежна, поскольку варианта оптимальной адаптации не существует) гибельна для популяции. И, для предотвращения таких печальностей, реализуется вариант «модульной» адаптации, когда сначала создается акцептором результата действия, а потом и реализуется план включения в различных комбинациях готовых программ промежуточного приспособления (хронических нозологий), обеспечивающих реализацию варианта минимизирующей адаптации по принципу «отдать минимальную часть для сохранения как можно большего на максимально возможный срок».

Таким образом, те хронические нозологии, что присущи конкретно нашему виду (и любому другому) – это аттракторы: устойчивые, оптимальные, отработанные эволюционно в тысячах поколений и наследственно детерминированные варианты частичных адаптивных решений. Цель существования этих аттракторов, их биологическая ценность - способность поступиться оптимально малым ради сохранения максимально большего и в результате сохранить жизнеспособность (не здоровье!) максимального количества членов популяции.

Суть работы системы аттракторов в том, что работает именно система. Каждый из элементов этой системы не способен стабилизировать, остановить разрушающее действие адаптируемого КНФ. Но вот одновременное сочетание нескольких аттракторов способно это сделать в более или менее приемлемом варианте. Во всяком случае, наличие комплекса хронических заболеваний дает особи возможность продолжить относительно комфортное существование на фоне продолжающегося воздействия исходного комплекса причин. Обратите внимание – мы никогда не видим развитие единичного хронического заболевания, мы всегда видим наличие комплекса (в редких случаях – 2, обычно 3 и больше) нозологий.

Можно представить себе альпиниста, висящего на отвесной стене над пропастью. Ухватился кончиками трех пальцев правой руки за трещину на скале - ой, пальцы скользят, сейчас рухну… Но вот носок левой ноги нащупал карнизик на стене – есть опора для одной ноги. Трудно, но уже можно дышать… Левая рука обнаружила какой-то корешок – уже три точки опоры! А тут и правая нога нащупала вбитый костыль – ну… Теперь живем! 4 точки опоры – можно даже поспать, поесть, подумать. МОЖНО ЖИТЬ!
Каждая из этих точек опоры – это аттрактор, это нозология, реализация которой позволяет организму существовать в пусть и не оптимальных условиях, но – существовать, исполнять свои обязанности перед видом.
Конечно, если забыть о том, что висение над пропастью – само по себе еще то удовольствие.
Важно помнить, что подобный вариант адаптации – неполноценен по своей сути, это не возврат к здоровью, это отсрочка гибели. И попытка консервации подобного состояния на достаточно продолжительный срок («улучшить качество жизни» - как основная стратегия аллопатии) – конечно весьма привлекательна с экономической точки зрения, но совершенно абсурдна и проигрышна с точки зрения биологической: реализуемый вариант адаптации через хронические заболевания неизменно энергетически и ресурсно более чем затратен. И поддерживать этот вариант адаптации организм может весьма ограниченное время. А далее возникает необходимость в углублении процесса: нужно жертвовать все большим и большим количеством заинтересованных систем… количество аттракторов-нозологий нарастает… И исход процесса совершенно понятен. Но сама эта цепочка событий – это единственный возможный вариант приспособления конкретной особи на достаточно продолжительный срок к условиям существования, неоптимальных и эволюционно не стандартных для ее вида.
Нельзя забывать о том, что болезнь – это прежде всего организованный и управляемый процесс. И, следовательно, как мы уже выяснили, за этим процессом обязательно стоит организовавшая и поддерживающая его та же самая функциональная система, пусть разной степени сложности. Но если острое заболевание – это унитарный стандартный вариант адаптивной реакции, то хроническое заболевание – это конструкт, ансамбль, индивидуально собираемый каждым организмом в попытке создать наиболее щадящий вариант адаптивного ответа.
           
Прошу простить за назойливые повторения, но тема обсуждения и выводы, к которым мы вынужденно приходим - больно уже нестандартны.
Говоря привычным для нас клиническим языком, один и тот же КНФ, воздействующий на группу людей в большинстве случаев может компенсироваться штатно, без развития клинических проявлений.

Следующий вариант: в некоторых случаях штатная компенсация не возможна и адаптация идет через развитие стандартных ответов второго уровня: через острые заболевания. Которые, в свою очередь, заканчиваются либо достаточно полноценной адаптацией (выздоровлением), либо смертью, либо хронизацией процесса.
В последнем случае организм вынужденно задействует индивидуализированные в максимально возможной степени ответы третьего уровня, состоящие, тем не менее, из вполне стандартных модулей-нозологий. Судя по всему, адаптивных возможностей единичного модуля-нозологии для решения задачи недостаточно, эти нозологии никогда не обнаруживаются соло – это всегда доминирующий на настоящий момент процесс и на его фоне, в комплексе с ним – обязательно один или несколько сопутствующих процессов – опять стандартных и видоспецифических.

И здесь есть очень важный момент, на который обратил внимание еще Давыдовский: один и тот же КНФ, влияющий на некую группу людей, может вызвать развитие совершенно разных конфигураций адаптивного ответа. Сиречь воздействие факторов A, C, R, F (к примеру) у одного из членов группы в конечном итоге вызовет адаптацию через развитие ансамбля из ХОБЛ, псориаза, хронического тонзиллита. Тот же самый комплекс проблем у другого члена группы будет компенсирован тем же ХОБЛ, но на фоне сопутствующих гастрита, хронического холецистита, геморроя. В третьем случае тот же самый комплекс проблем в силу индивидуальных особенностей этого третьего члена группы будет компенсироваться гипертонической болезнью, атеросклерозом, ИБС и поллинозом…
Т.е. наличие достаточного числа свойственных виду стандартизированных ответов-нозологий обеспечивает необходимую гибкость и хоть относительную эффективность этого варианта адаптации. Напомню еще раз: интересы популяции всегда превалируют над интересами личности. В биологии. Это закон, биологический закон. И пытаться ломать через колено биологические законы – верный путь к конечному уничтожению популяции, когда все происходит по хорошо известному нам принципу: «Хотели как лучше, а получилось – как всегда».

Почему это все для нас так важно?

Все эти адаптивные процессы обеспечиваются формированием соответствующих функциональных систем. И уже этот факт, а так же знание архитектоники функциональных систем и приспособительного характера болезней, всё вкупе дают нам понимание вариантов воздействия, во всяком случае – точек воздействия для действительно эффективного лечебного вмешательства.

Научная медицина вторую сотню лет пытается реализовать давно привычные, и, кажется более чем логичные варианты терапии:
- этиотропный
- патогенетический
- симптиоматический.

И вот теперь, обладая всей рассмотренной выше суммой знаний, мы можем оценить возможную эффективность данных вариантов терапии, на которых базируется аллопатия, и которую так неуклюже пытаются прилепить и к гомеопатии.

Еще раз рассмотрим схему Анохина. И нам сразу становится ясно, почему такие варианты воздействия совершенно безнадежны..

Почему эти варианты терапии не могут быть эффективными?

1. Этиотропный вариант терапии. Исходя из работ Анохина понятно, что реальной причиной той или иной реакции, в том числе и болезни, можно считать только тот комплекс эмоций, которые вызываются ансамблем воздействующих факторов. Причем, если воздействующие факторы могут быть идентичны для всей рассматриваемой группы людей, то комплексы эмоций, которые, собственно, и вызывают к жизни формирование функциональных систем, адаптирующих влияние КНФ – индивидуальны у каждого пациента. Следовательно, либо нужно избирать вариант тщательно индивидуализированного поиска особенностей эмоционального ответа каждого пациента в каждом отдельном случае, что далеко не так просто… А часто просто и не исполнимо. Либо отказываться от индивидуализации лечения - но в этом случае врач отказывается и от самой идеи этиотропности терапии… И уж естественно, не пытаться возводить в ранг главной действующей причины инфекты, вакцины и прочие факторы патогенеза. Это просто неграмотно с биологической точки зрения.

2. Патогенетический вариант терапии. Тут еще смешнее. Организм всегда избирает максимально щадящий в данных условиях вариант адаптационных мероприятий. Т.е. в результате афферентного синтеза определяется цель. Далее – все как положено, но… И если уж нам пришлось адаптироваться через болезнь, то организм всегда реализует наилегчайший вариант этого заболевания. Но доброму доктору не нравится реализуемый организмом вариант адаптации, и, призвав на помощь все могущество современной медицины, он лихо вмешивается на фазе исполнения поставленной организмом задачи. В результате либо блокируются эфферентные возбуждения, либо блокируется работа эффекторов. Т.е. ситуация для организма выглядит таким образом: цель поставлена, программа необходимых действия выработана и запущена, но по непонятным для организма причинам реализована быть не может… И что в результате? После ряда новых попыток таки реализовать этот относительно оптимальный вариант адаптации, максимально атравматичный в данных условиях (в клинике это выглядит как серия рецидивов заболевания), организм вынужденно от него отказывается. Запускается новый вариант афферентного синтеза и вырабатывается новая задача, избирается другой вариант приспособления. Увы, уже, конечно, куда менее щадящий…

Но – это другой вариант, переориентированный, естественно, на другую группу эффекторов. А в клинике что? А в клинике счастливый пульмонолог (к примеру), скромно зардевшись, принимает поздравления и благодарности от пациента, излеченного от бронхиальной астмы!!! Ура, ура… Вам был нужен результат – получите, распишитесь.
Ах, что там у Вас? Проблемы по-женски? Что, раньше не было? Ну, легкие я вам вылечил. А с прочим идите к гинекологу… А от него – к эндокринологу и вообще – идите, идите…
Это как раз то, что в гомеопатии называется ПОДАВЛЕНИЕ. А коллеги аллопаты предпочитают зажмуриваться на подобные факты и делать вид, что их в природе не существует. Но… Нет положительной обратной афферентации, а, следовательно, есть отрицательная обратная афферентация… Тут ведь, если исходить из работ Анохина и его сотрудников, «или-или». А значит, в ходе такого «лечения» пациент становится все больнее и несчастнее… Сиречь - ятрогения снова победила природу. Но ведь нам главное, что бы все было научно? А где здесь наука? Ау-у?!

3. И последний вариант - симптоматическая терапия. Точки ее приложения - это афферентации

А) пусковая: реальный тигр в трех шагах от пациента, но в результате воздействия лекарства реакция пациента: «Ха! А тигр-то какой смешной… Да он вообще, быть может и не тигр, а так…хомячок»… Это блок пусковой афферентации.
Б) Блок обстановочной афферентации: – «Ну не может же быть настоящего тигра так близко к дороге, к городу, и вообще я такой хороший и не вкусный, зачем я тигру?»
В) Блок обратной афферентации - идет вне сознания, эффекторы работают на всю катушку, а тормозов нет, их работа не отслеживается… Но кому это интересно? Нет контроля акцептором результата действия за запущенным процессом, либо контроль очень запаздывающий и опосредованный.
В конечном итоге, мы имеем тот же самый вариант подавления, поскольку организм вынужденно начинает реализовывать другой, всегда менее щадящий вариант компенсации.

А где в этом случае на схеме Анохина место действия гомеопатии, если исходить из того, что в гомеопатическом препарате нет ничего, кроме информации? ПОЧЕМУ НАШИ ПРЕПАРАТЫ ДЕЙСТВУЮТ?

Где, в какой точке может быть единственно осуществлено грамотное воздействие, которое будет приводить к излечению?

После того, как определена цель создающейся функциональной системы - воздействовать на любые ее элементы уже и бесполезно, и, даже, вредно. Потому что избранный организмом вариант компенсации, в силу своего приблизительного, модульного характера, оптимальным в данном случае не будет по определению. Следовательно, если мы хотим, что бы реализовался максимально благоприятный для нашей особи вариант адаптации, благодаря которому начнется движение в сторону здоровья, мы должны предложить такой вариант развития событий, которого нет в видовой памяти просто в силу необходимо высокой степени индивидуализации подобной программы.
И такие природные программы существуют – это наши гомеопатические препараты.

Когда мы даем своему пациенту подобнейший препарат в нужной потенции – мы всего лишь замещаем в афферентном синтезе усредненный, оптимальный для вида, но не для каждой особи вариант цели, которую нужно достигнуть в процессе адаптации и необходимых путях ее достижения, индивидуализированным вариантом, изначально зашитым в нашем препарате. А дальше все идет так, как и должно идти от природы – формируется новая функциональная система, которая замещает менее эффективную, предлагаемую видовой памятью.

Нужно отметить, что гомеопатия – не единственный метод, который способен эффективно эксплуатировать вариант прямого обращения к уровню афферентного синтеза в процессе излечения пациента.

Но именно такая возможность дает нам право считать гомеопатию методом терапии, изначально нацеленным именно на излечение, на восстановление здоровья человека.